Отец МИХАИЛ ПРОКОПЦЕВ. ПЕРЕСТУПИТЬ ПОРОГ Стихи Санкт Петербург 2002 год. | ||
Уходящему первым всегда оставляется выбор Возвращаюсь медленно из прошлого Тех, кто счастьем зажегся однажды | Так часто бывает, что некуда скрыться Не сказать это словом, не спеть Что случится дальше в этой жизни? У ночного окна – как весной у колодца | |
* * * Уходящему первым всегда оставляется выбор - Уползти, улететь или просто – бессильно уйти. Зазвенеть тетивой, ускользнуть в глубину словно рыба И не помнить примет на оставленном ночью пути Уходящему первым дано благородное право Ощутить на спине благодарно-отчаянный взгляд, Словно жало стрелы, напоенной прощальной отравой, Растворяющей в сердце от века скопившийся яд. Уходящего первым в пути окрыляет надежда Повернуть на часах заржавелые шестерни лет. И пронзительным ветром в полете наполнить одежды, И ответом оставить в окне опоздавший рассвет. * * * Не спеши улетать – оперенье из нот не надежно. И скрипичным ключом не откроешь заветную дверь. То, что нынче нельзя, завтра будет уже невозможно. То, что сеяли ночью, приносит плоды лишь теперь. Мне печально, когда нотный стан возглавляет отмычка. Я спешил, но корабль потерял рулевое весло. Что страшнее молитвы, со временем ставшей привычкой? Только вера, огонь променявшая на ремесло. Я покинул свой пост, но прошу, – не суди меня строго. Вдохновение – ночь, ну а ночью так сладок побег! Мне хотелось забыть, что апрель – это наша дорога, Я поверил в награду под сенью опущенных век. Между нами поток глубиною в тяжелые годы, Я боролся с теченьем, да вот – захлебнулся собой. Лишь письмо – как венок, принесут тебе черные воды И обрывками песен к ногам твоим ляжет прибой. * * * Когда пророки во хмелю, Когда в обойме сигареты, Я говорю себе, что сплю. Когда жена вскрывает вены, А я опять лежу в траве, И ветры брошенной вселенной Шумят в пробитой голове, Я знаю точно – я в начале. А может просто – за углом. Кольцом на мраморном причале Звеню, скрывая свой излом. И равнодушие, как парус, Трещит под ветром пустоты. Канаты слов давно порвались, Потерян якорь высоты. Когда мне нечем улыбаться, Когда уже опасно жить, Когда совсем нельзя остаться, И так сомнительно спешить, Я вижу, там, в конце дороги, Под позолотой - вечный крик. И ноль в проигранном итоге Забыт, как высохший.родник * * * Ты слышишь утра голоса, В твои протянутые руки Моих стихов легла роса. Умойся ими – прочь заботу, Отпета ночь молитвой птиц, Я сделал черную работу В размере нескольких страниц. И критик – солнце строгим взглядом Пометит бликами строку, Где мы с тобой, как прежде – рядом, Подобно плоти и клинку. * * * Лечу в направлении слова, За пазухой ни зги – все пропето, Но как-то появляется снова. Ползу за крупицами смысла, Охочусь за музыкой – птицей, Несу на плечах коромысло, Да в ведрах не простая водица. В одном – живой половина, Мертвой поменьше, но крепче, Никак мне их не слить воедино, Никак не получается мельче. Ныряю из дождя в лужу, Бросаюсь из огня в пламя, Все время успеваю наружу, Да все не под свое знамя. Бегу из кольца в клетку, Ломаюсь на чужой воле, Цепляюсь за каждую ветку, А лучше бы – развеяли в поле. Играю на пустой сцене, Под занавес жду подвоха, Все время обвиняюсь в измене, И верю до последнего вздоха. Злюсь, если очень обидно, Улыбаюсь под небом звездным, Потерпеть-то иногда не стыдно, А простить никогда не поздно. Выдергиваю подлости волос, А она все дразнит, как муха, Маюсь, чтобы вырастить колос, Каюсь, если на сердце сухо. Живу-то неказисто, не к спеху, А помру красиво, как надо, То-то будет ветру потеха, То-то будет слову отрада. Крик повседневности – слепой и раздраженный, Как речь Кассандры, но гораздо тише, Шаги…шаги – и бледный мрамор в нише, Такой печальный и бессильно- обнаженный. Венцы…цветы – ирония обмана В оправе поцелуев торопливых... И так уродлива в земле пустая рана - Творенье рук усталых и брезгливых. А он – молчит…ужасная примета! И все надежды, как фальшивая монета Отвергнуты, и мокнут в колее, Прочерченной в сомнительную даль. Кого жалеть? И жмет тоской ответа Лишь мира краткого напрасная печаль… * * * Теперь тишина в силе, И время послушной собакой Угодливо смотрит вслед. А я прохожу дальше – Туда, где мы раньше были, Туда, где мы только что были, И где ничего нет. * * * И путь им выпал долог. Один из них был музыкант, Другой – седой астролог. А третий, кто сей сказ сложил, Священником служил. Астролог был почтенный муж Светила наблюдавший. Он тайны знал грядущих лет, Но дух его уставший, Покинув древних книг листы, Возжаждал красоты. Священник тоже был не прост - За ним грешок водился. Он, после службы прячась в сад, Слагать стихи учился. Но, чтоб епископ не узнал, Он там же их сжигал. Был музыкант моложе всех, Но мудр в законах звука. Его пленила с юных лет Гармонии наука. А он, даря искусству пыл, В любви несчастен был. Как непонятен их союз! Что вместе их связало? Об этом летопись молчит, Лишь солнце это знало. Оно в пути светило им И звало их – “летим!” И ночь – серебряной луной, Сияньем в облаках, Во тьме им освещала цель И прогоняла страх. Лишь ветер – вечный враг дорог Порой был с ними строг. Он гнал их мимо городов Живущих грязным чадом, Где в мути каменных могил Свобода стала адом, Где стыд грызет свинец тоски До гробовой доски. И лишь в священной тишине Они нашли приют, Влекли их – золото полей, Немых лесов уют, Где чистым мысль течет ручьем В небесный водоем. И так прошло немало лет, Но путь не стал короче, И стал клониться жизни день Все ближе к вечной ночи. Их ноги начали слабеть, А волосы – белеть. И первым умер музыкант - Растаял, словно звук. Ему вложил священник крест В сплетенье мертвых рук. И с небом спорил звездочет Три ночи напролет. А после сам, как луч звезды, Скользнул в небесный полог И там, наверное, узнал Что был их путь недолог. Священник дольше всех прожил И этот сказ сложил. Но что троих погнало в путь? Тоска? Мечта? Надежда? Нашел ли каждый, что искал, Иль умер, как невежда? Ответ известен только им, А нам рассказ оставлен Про то, как тусклой жизни лед Троими был расплавлен. Пять долгих месяцев трудов, невзгод, лишений, Звенел железом я под каменной стеной. Пять долгих месяцев жестоких поражений, Как сон кошмарный пролетели надо мной. Измором, приступом, угрозой, просьбой мирной, Я маленькую крепость осаждал, Мой черный стан в огне и дыме жирном, Пять долгих месяцев победы ожидал. Коварным подкупом и ложным отступленьем, Я обольщал твердыню вновь и вновь, Все эти месяцы я жил одним мгновеньем – Врага упорного изведать первым кровь. Но злая крепость обманула…о, невежда! Когда войну переменил я на любовь, Она легко сдалась другому. Первым кровь Иной увидел полководец на одеждах… Какое мне дело? Какое мне, в общем-то, дело До этого края у вечно усталого ряда? Куда понесло и когда первый раз завертело? И сколько осталось еще до последнего взгляда? И страшно ли мне, что изорваны новые мехи? Я старым вином доливаю последние граммы. На каждом изгибе, на каждом – поставлены вехи, И новый глоток – это новая грань тетраграммы. И пусть неподвижность – пустые, холодные стены, Куда я скрываюсь скулить о неведомых ранах, Обратным движением бросит к подножию сцены - Я тонкой тетрадью останусь хоть в чьих-то карманах. Смотри, сколько строк – и за каждую нужно ответить. А знаешь кому? Ну, давай, назови это имя! И что мне за дело до тех, кто не смог меня встретить, Когда я зубами впивался в небесное вымя! Какое мне дело? Да дел –то хватает сверх меры, Но хватит ли духа до срока исполнить хоть это- Под рухнувшим камнем своей исковерканной веры, Сложить дорогие и …страшные крылья поэта * * * По кресту, по куполу стекая, Лунное двугорбое весло На меня уставилось мигая. Поплывем куда с тобой теперь? В море ночи есть ли нам дорога? Сколько б раньше не было потерь Впереди еще осталось много. Да не жаль, поверь, и все отдать, Нам достанет времени и духа. Что ж, пора, пожалуй, отплывать, Лунный плеск ласкает чуткость слуха. Все темней, все дальше от земли, Купола, кресты растают вскоре, Даже чувства, словно корабли, Погибают в этом вечном море. Но куда, скажи, нас занесло? В те края, где сердце понемногу Позабыв земное ремесло, Ускользает в лунную дорогу. * * * Возвращаюсь медленно из прошлого, В чем-то сам прошедшим становясь. Купол неба, звездами проросшего, Шлет земле таинственную вязь. Опрокинут город в ночь дорогами, Заплелись с шагами голоса, Фонари застыли недотрогами, Закатив стеклянные глаза. Спи спокойно, прошлого хранитель, В одеяле будущих надежд. Не проникнет в сонную обитель Дерзкий взгляд насмешливых невежд. Запирает память одиночкою На засов прозрачные Кресты, И шуршат шифрованною строчкою Фотографий вырванных листы. * * * Вычеркнутый твоей рукой, Оставляю тебе картину, Видишь – парк прорезан рекой... К берегам усталость прибилась, Затуманив прибрежный луг. Это все нам когда-то снилось. Вспоминаешь, мой бывший друг? Здесь однажды и мы отыскали То, чему не найти имен, Эти сумерки нас ласкали, Этим небом я был прощен. И пускай судьба - растворитель Уничтожит наши следы, Я оставлю в душе обитель С родником нездешней воды. Той, которой клянутся боги, Разрешая и нам испить. В это верить дается многим, Но не всем дано сохранить... Только тем, кто однажды в сердце Поражен стрелою разлук, Этой памятью вечно греться, Замирая при слове «друг». * * * Тех, кто счастьем зажегся однажды, Пропуская сквозь сердце, теряешь. И ничто не случается дважды - Вот и ты, милый друг, уезжаешь. Возвратишься ли – Богу известно… Да и нужно ли это? Не знаю… Отчего же душе моей тесно? Подскажи, что опять я теряю? Но в глазах твоих небо смеется - Захотелось и мне улыбнуться. Ничего….Как-нибудь перетрется, Только ты постарайся вернуться. * * * Увидеть отражение в обратном, Услышать даже самый громкий крик, И проблеском – почти невероятным, Покинуть свой истоптанный тупик. Решать неразрешимую задачу, И беспощадно гнать из сердца страх. И угадать два счастья наудачу, В двух спрятанных от холода руках. И был обман, – с него все началось, От лжи ржавела кованая ось, Слабей движенье – хохот, крики, визг, Шлагбаум. Стоп. А дальше – вдрызг Корежит ночь и грузно давит день, И тусклый свет лакает жадно тень, Шипит змеей причудливая связь, И вновь обман, и стыд, и боль, и грязь... Прижмет покрепче, – потихоньку взвой, Тяжелый пульс стучит : домой...домой.. Да где ж твой дом? Да там, где нынче лег, Зажав в ладони мягкий уголек, И злых стихов колючий, цепкий куст Шуршит сквозь сон, что грязен ты и пуст. Что, некрасиво? Вот всему итог - Ты полз, летел... Дойти? Дойти не смог. Тяжелый взгляд Орлом буравит стены, Коптит светильник – Выпороть слугу… В груди хрипит Предчувствие измены, И стержень воли Давится в дугу. У ложа свитки – Цезарь и Сенека, Плутарх, Тацит, Великий Цицерон, Но в зеркалах Исчезнувшего века Кровавит ночь Проклятием Нерон. А завтра день И снова те же лица - Придворных крыс И сплетников – друзей... Пора в поход! Уж лучше в поле биться, С косматой ратью Варварских князей. Ввести налог – Пускай народ застонет. Войска и флот Пока еще верны. И черный страх Отступит и утонет В волнах побед Удачливой войны. И ночь в мечтах Подходит к эпилогу, Великий Рим В неведении спит. Дворец похож На мрачную берлогу, Но что за звук – Как будто брякнул щит? Хлопок – другой… Охрана не приходит. Разбита ночь На шум и голоса, И смерть копьем Итог мечтам подводит, На свитках книг Кровавая роса… Сенат опять, Как блеющее стадо, Признал того, Кого избрал солдат, И новый цезарь Ромулова града Идет встречать Империи закат. * * * Осень. Влажно. Тревожный запах, Листья в темных глазах ручья, Я – заштрихованный тенью страха. Выиграл? Нет. Проиграл? Ничья... Шорох, шелест...кругом, повсюду, В шорохе слышен тихий смех, «Веришь? – Нет.- Подождешь? – Не буду» Бегство – самый постыдный грех. Поздно! Желчью осенней льется Вязкий шепот из уст моих: «Пе-ре-жи-ву!» Только жаль – порвется, Небо, сшитое для двоих. * * * В забытых письмах, словно в реках пересохших, Шуршит листва, осыпавшихся слов, Да зерна чувств, - живых, но не проросших, Истекших лет обманчивый улов. Утих поток, здесь бушевавший прежде, Оставив в тине грязной суеты Лишь вехи встреч, разбросанных в надежде, Воздвигнуть вновь снесенные мосты. * * * Так часто бывает, что некуда скрыться Кругом, сколько видно – досада и страх, И путь пролегает в тех самых краях, Где можно молить, но опасно молиться, И рвутся поводья в руках. Так часто бывает, что хочется верить, Но вера, смеясь, увлекает в тупик. Мой город – седой, равнодушный старик, Тебя никогда и ни чем не измерить, Ты весь - ускользающий миг. Так часто бывает, что просто тоскливо... А кто-то, подумав, что это конец, Срывает поспешно и топчет венец И, спрятав улыбку, поплачет фальшиво Под звон обручальных колец. Так часто бывает, что только начало. А время? А время стремится к нулю, И я ненавижу, боюсь, но – люблю, Тот день, когда встать навсегда у причала, Велят моему кораблю. * * * Завернулась в колючую вату, Это небо всегда виновато, Эти звезды глупы и грубы. Распахнув холодильник небес, Загораются едкой усмешкой – «Вдохновляйся, поэтик, не мешкай, Раз уж к музе под юбку залез» Вороши свои прелые чувства, Острой рифмою в сердце потычь, Где восторги? Где радостный клич? Ну-ка – брызни шедевром искусства! Через край перелившись опять, Этой ложью по горло мы сыты, Слава Богу – пока не убиты, Слава Богу – не пятимся вспять. До небес не достанешь тоской По фабричной трубе, по веревке. Каждой новой строкой в заголовке Мы теряем права на покой. И на звезды любуясь в петле, Улыбаясь им снова и снова, Мы оставим крылатое слово, Здесь, на грешной, но – нашей земле. СИМФОНИЯДЕВЯТОГО КРУГА 1 Все ближе загадочный день В объятьях еловых лап. Дорога девятого круга, До проводов – десять минут. Сейчас нужно что-нибудь сделать, Но я удивительно слаб. Как тяжек накопленный груз, Как жаль, что меня еще ждут. Куда же теперь убежать? Куда, если здесь нету гор? Кругом – только кипы бумаг, Но в них ничего не прочесть... И я опускаю глаза, Как пойманный за руку вор. Кого и о чем мне просить, Когда все и так уже есть? 2 Но знаешь – можно все вернуть, Вот только знать бы, в чем же суть? Короткий миг – и вечность мук - Так что же выбрать, милый друг? Дождаться здесь паденья гор? Пойти смотреть на свой позор? Сдавить и вырвать правый глаз? Исполнить то, что ждут от нас? Но если так сильна вина - Откуда эта тишина? Ошибка в выборе имен? Как видишь, я не так умен… 3 Да, я хотел бы быть единственным и честным, А не одним из многих – это так. Но мир, ты видишь, скоро станет слишком тесным, И жжет ладони грязный солнечный пятак. Тяжелый слог, тяжелый выбор права, Лукавый раб пропил талант – и был таков! Раба, конечно, ждет жестокая расправа, Но разве дело в тяжкой крепости оков? Пойми же, наконец, я взят девятым кругом, Я слеп и глух, и я – всего лишь раб, А раб не может, недостоин зваться другом, Он мог бы стать врагом, когда бы не был слаб. 4 Нет, жизнь опять не там искала. Я был в лесу, где ночь древней. Все дело в выборе металла - Красивей сталь. Свинец верней Стихов последних не бывает! Их кто-то вовремя сжигает... * * * Ты напрасно ждешь меня. Сажа, липкая как снег, Это – бывший человек… Это бывшие слова, Что сгорели, как трава, Это плавленая сталь, Это треснувший хрусталь. И не раньше, чем теперь, Ждет добычу жадный зверь. Там, у берега реки, Мост протянутой руки. Но попробуй, сделай шаг – Мост провалится в овраг. То-то радость, то-то смех, И у этих, и у тех. Что же, можно бить в тимпан, Все равно, опять – обман, Можно все опять забыть, Можно все…нельзя лишь - быть! Наконец-то я дорос И могу задать вопрос: В доме черного огня Все ль готово для меня? * * * Не сказать это словом, не спеть Но не враз, не случайно, не вдруг Мне всерьез надоело болеть – Слишком много болезни вокруг. Слишком много изъедено лет Нервов, крови испорчено зря Не привычки меняю, не цвет – Чтобы жить, убиваю себя. За любовь возжигая свечу, Выжигаю у страха глаза Сквернословлю, молюсь и кричу – В лица, в души, в сердца, в образа: Я отдал все, что можно отдать. Что мне смерть? Не страшнее, чем жить. Я умею болеть и страдать, Доживу, научусь и любить. * * * Что назойливо нас окружает, И вульгарным мотивом Хохочет – глуши не глуши, Кто-то пристальным взглядом За нами давно наблюдает, И следит, как охотник, За каждым движеньем души. Нипочем ему ночь - Он сквозь сон пробирается ловко, Оставляя бредовой Испарины липнущий след. И в кошачьих повадках Видна вековая сноровка, Наводящая дрожь Как холодный осенний рассвет. Эту дрожь не уймет И пожатье руки твоей теплой, И тоску не прогонит Твой ясно- доверчивый взгляд. И опять сизый дым Заклубится в подвальные окна, И рекою польется Сулящий забвение яд. Эх, доверчивый друг – Не бери непосильную ношу, От охотника этого Нам все равно не сбежать. Не шепчи мне печально – «Пойму, пожалею, не брошу…» Эту хватку стальную Ни мне, ни тебе не разжать. * * * Но благодарен Богу очень многим, Что, разучившись медлить и спешить, Я не лишен превратностей дороги. Прозрачность сердца – вовсе не мечты, Когда стряхнешь отчаянье недуга, Из всех времен – и до, и после, - ты Одна всерьез могла бы зваться другом. Неудержим, незрим разбег минут, Все не случайно. Знаю – сотни нитей Переплелись, и где-то рядом ждут, Сойдясь в исход стремительных событий. И мне не жаль, что нынче ты найдешь Мне подарить лишь светлую беспечность, И что теперь другому отдаешь Свою любовь и будущую вечность. Поверь и мне. В какой, не знаю, час, Тебе, тебе одной доверив душу, Я говорю уже в последний раз, Что эту правду больше не нарушу. Та часть меня, где боль, несчастье, яд, Где я сожжен, разбит, перекалечен, Не омрачит ниспосланный твой взгляд, Как злобный зверь пугает близкой встречей. * * * Что случится дальше в этой жизни? Будто много, много лет назад, Отгоняя тягостные мыли, Я опять неведению рад. Вот такая странная примета – Жил, не жил но – будто отгрустил. Хороша ль душа, когда раздета? Вот о чем я так и не спросил. И как прежде, жаль, что слишком поздно Я ищу в предательстве ответ: Все проходит – в шутку ли, серьезно, Но и в этом, знаю, правды нет. Где ж она? Но мне и то приятно, Что теперь немногого боюсь… Ничего мне в жизни не понятно. Может быть, хоть в смерти разберусь. Какая ночь! Какая красота! Душа парит, как сказочная птица, Любви доступна неба высота… Впусти меня к себе, императрица! Куда? Зачем! Опомнись и беги! О боги, нет! Трибун, ты – сумасшедший. Кругом охрана, слуги мне – враги… Тебя видал солдат вон тот прошедший. Охранник мой – его я подкупил, К тому ж предать меня он побоится, А слуг твоих вином я напоил. Забудь про все, моя императрица! Ты слишком скор. Ты дерзок и горяч, Узнает кесарь – быть тебе на плахе. Прошу, остынь! И норов свой припрячь, Мне снился сон, и я проснулась в страхе.. Да что мне кесарь – нынче он не здесь, С красавцем – греком в термах веселится, А сны твои – богов обмана весть. Любовь сильней, чем страх, императрица! Беда, беда! Его мне не унять! Охвачен весь, как пламенем, любовью... Забыв про стыд, спешу его обнять, Не страшно мне платить за счастье кровью. ……………………………………………… А вскоре Рим был сплетней удивлен, Катился слух быстрее колесницы - Трибун Марцелл безжалостно казнен По тайной просьбе бдительной царицы. * * * У ночного окна – как весной у колодца, Отдает холодком нежилой пустоты. Где-то там, в глубине замирают цветы В ожидании дня и ленивого солнца. Тишина … мерный стук глохнет в мягком узоре, Это капли секунд мутят воду веков. Да еще - метроном запоздалых шагов. Петербургская ночь чутко дремлет в дозоре. На дорожке луны – серебристые блики, Словно тень от зеркал, отражающих ночь. В темных рамках молчат, силясь чем-то помочь, Черно – белых отцов уходящие лики. И снуют пауки на решетке балкона, Их тревожит сквозняк, как предтеча ветров, Приносящий с собой дым далеких костров - Погребальных огней в эпилоге Закона. И окно, как рубеж между миром и мною, Ждет движения взгляда и ищет тепла. Собирает слова чистой сетью стекла И бросает их в вечность холодной волною. * * * Застыть постылым наважденьем В простенке между двух окон, И остановленным движеньем Тревожить золото икон. Просить и ждать, – но лишь мечтами. Желать счастливого пути. И заплатив гребцу цветами, Уже действительно уйти. * * * Снова плачут леса, Снова желтые кисти Заморозит роса, Скоро символ разлуки Все закроет собой, Эти слабые звуки Нам оставил прибой. Снова в парке темнеет Предзакатная грусть, Скоро все помертвеет... Пусть осыплется, пусть! На покинутой сцене Засыхает трава. Знаешь, - верь моей Тени. Тень обычно права... Почти неслышно, тихо, как усталость, Что за полночь приходит непреложно, Ко мне собака черная подкралась, И носом в ногу ткнулась осторожно. Затем ушла – поспешно, но без бега, Не укусив, но зло оскалив зубы, Оставив след на грязных комьях снега, Подарок мне – намек пустой и грубый. Я улыбнувшись весело, но скверно, Ей вслед смотрел внимательно и долго И думал: так приветствуя, наверно, Уходят псы, почуяв запах волка. И так измена бережно коснется Того, кто сам предательству научен, И скука в том вовеки не проснется, Кто был тоской неведомой измучен. И так же смерть обходит, огрызаясь, Того, кто близок стал ей по природе, И сплюнув все, чем долго жил, не каясь, Я понял, что отныне стал свободен. * * * Друг, скажи, много ль нам здесь осталось? Сколько лет? Сколько строк? Сколько встреч? Отмеряя годами усталость, Мы меняем характер и речь. Мы теряем и вновь не находим, Ждем, когда ж доберутся до нас? Горько шутим, хмельно колобродим, Отдавая полжизни за час. Но рукам остывающим вторя, Где ж мы так умудрились хлебнуть Полной меры дешевого горя, Утонув в нем по самую грудь? Друг, скажи мне – на самом ли деле, Этой жизни короткий перрон Мы уже впопыхах пролетели, И теперь - лишь тупик похорон? И еще – если б было возможно, Все однажды обратно вернуть, И вот так – не спеша, осторожно, Взять – и выплеснуть прошлого муть. Друг, скажи, – мы нашли бы ошибку? Не петляли бы впредь никогда? Что, я вижу, - ты прячешь улыбку? Да, ты прав – это все ерунда... Ну, а так – значит, прочь эту жалость! Душу – в чашу, усталость – в петлю! Друг, я знаю, – нам мало осталось... Вот за это я жизнь и люблю! * * * Язык кинжалом губы режет, Я вам не все еще сказал, А вы, ну словом, вы – все те же. У вас, как прежде, «жизнь» кипит, Снуют уродцы и красотки. Их с каждым днем сильнее злит Спокойный ход моей «подлодки». Из океана тусклой мглы Стучат со злобой зубы, когти. Они упорны и наглы, Кричат, шипят, визжат – «откройте!» Бурлит взволнованная муть, Стремясь завлечь в свои объятья, Но я спешу продолжить путь И слышу вслед себе проклятья. И пусть бессилен слов металл Меня наверх поднять, как птицу, Я вам не все еще сказал, Закрыв последнюю страницу. | ||